Миллионы лет назад, в эпоху плейстоцена, это было мегаозеро, покрывавшее территорию, сравнимую с современным каспийским морем. Оно то уменьшалось, то снова увеличивалось, но всё время простиралось до горизонта, словно бескрайнее зеркало.

Даже в 1960-х годах, казалось бы, не так давно, его площадь составляла 25 000 км², озеро Чад оставалось сердцем Африки: кормило рыбаков, поило скот, давало жизнь гиппопотамам и розовым фламинго, а в сезон дождей превращало окрестности в лабиринт из протоков и лагун.

Но нынешнее усыхание не имеет ничего общего с естественными циклами. С 1970-х годов дожди здесь стали редкими гостями, а температура рвётся вверх, опережая глобальные тренды. Реки, питавшие озеро, — Хадеджиа, Комадугу-Йобе, Логоне — сегодня напоминают истощённые вены. От всего великолепия мегаозера остались лишь воспоминания, оно съежилось до 1 350 км².

История озера Чад похожа на историю Аральского моря и так же печальна. Его исчезновение напоминало не внезапную катастрофу, а медленное удушение. В 1960-х его берега отступали почти незаметно — на метр-другой в год. Но к 1970-м, как я уже сказал. процесс превратился в экологический обвал. Сперва пересохла северная часть — некогда глубокая акватория с островами, где рыбаки строили хижины на сваях. К 1975 году она превратилась в солончаковую пустошь, известную сегодня как Боделе. Песчаные бури, поднимающиеся с этого дна, стали визитной карточкой региона: каждый год ветра уносят 700 тысяч тонн пыли в Атлантику, словно озеро само хоронит себя.

К 1980-м озеро раскололось на два изолированных водоема — Северный и Южный бассейны, соединенные лишь тонкими протоками. В засуху 1984 года эти «близнецы» едва не умерли: уровень воды упал на 4 метра, а соленость выросла втрое, убивая пресноводных рыб. Вместо волн здесь заплясали миражи: кочевники, идущие к горизонту в поисках воды, видели на песке отражение несуществующих озер.

1990-е принесли новую беду — стремительное обмеление. Река Комадугу-Йобе, главная «артерия» Чада, перестала достигать озера: её воду полностью разбирали на полив в Нигерии, где были построены гигантские ирригационные системы, такие как нигерийский проект Южной оросительной системы, и теперь капли, предназначенные Чаду, превращаются в хлопковые поля и рисовые чеки.

В сухой сезон русло превращалось в цепь грязных луж, где женщины копали ямы, чтобы собрать воду для детей. На спутниковых снимках НАСА озеро теперь напоминало грязное пятно, а не синеву. К 2001 году площадь сократилась до 1 800 км² — меньше, чем современное озеро Виктория-Ньяса в центре Африки.

А дальше начался эффект домино. Каждая потерянная капля запускала цепь разрушений. Мелководье прогревалось сильнее, ускоряя испарение. Рыба, не успевая адаптироваться, гибла массово: в 2000-х из вод Чада исчезли десятки эндемиков, включая гигантского нильского окуня. На месте проток выросли «плавучие острова» из водорослей и тины, которые кочевники называли «зеленым дьяволом» — они забивали лодки и колодцы.

А над всем этим висит демографический меч: за 70 лет население бассейна выросло в 10 раз, достигнув 50 миллионов. Каждый новый колодец, стадо коз или гектар пашни — это ещё одна соломинка, переламывающая спину верблюда.

Люди бежали к уцелевшим водам, создавая трущобы на южном берегу. Но и там озеро отступало: в 2010-х рыбацкие деревни, стоявшие у кромки воды, оказались в 10 км от нее. «Раньше мы ловили рыбу у порога, — вспоминает старик Мбуэ из Бага-Сола. — Теперь дети спрашивают, правда ли, что здесь когда-то плавали лодки».

Даже дожди перестали быть спасением. В 2020-м, после сильных ливней, озеро ненадолго вернуло 5 000 км². Но 80% этой воды ушло в ил и песок, не задержавшись даже на сезон. Ученые объясняют: за десятилетия опустынивания почва потеряла способность удерживать влагу. Теперь каждый ливень смывает в озеро тонны песка, сокращая его глубину. В 2023 году средняя глубина Чада не превышала 1,5 м — достаточно, чтобы взрослый человек перешел его вброд.

В 1994 году четыре страны, которые делили озеро, создали Комиссию по его спасению (LCBC). Их амбициозный план — проект Transaqua — звучит как сюжет из фантастики: прорыть 2 400-километровый канал от реки Убанги в Конго, чтобы вернуть Чаду 20% былой мощи. Но за 30 лет мечта так и осталась мечтой: $50 миллиардов, политические дрязги и страх, что Конго потеряет контроль над своими ресурсами, похоронили идею в бюрократических песках.

Тем временем местные жители своими руками творят маленькие чудеса. В Нигерии женщины из общины Дамаргу высаживают «зеленые стены» из акаций, сражаясь с движущимися дюнами. В Камеруне фермеры внедряют капельное орошение, экономя каждую каплю. Даже рыбаки, переквалифицировавшись в соледобытчиков, пытаются выжить на новом «берегу» — теперь в 20 км от воды.

Это история не просто усыхания. Это распад экосистемы, где каждая новая рана — климатическая, антропогенная, политическая — не заживает, а гниет, отравляя все вокруг. Озеро Чад умирает не от одного удара, а от тысячи порезов — и каждый из них сделан рукой человека.

Кому-то может показаться, что озеро Чад — это далеко и не про нас. Тогда вспомните про Аральское море, от которого уже тоже почти ничего не осталось. А сколько рек пересохло в деревнях по всей стране?! Обсудить и почитать другие статьи можно у меня в Телеграме, а ниже я подобрал для вас ещё несколько интересных статей: